Зара Николай Григорьевич

«Жили мы в Молдавии, село Лопатник. Мне было тогда 14 лет, и я всё хорошо помню. В 3 часа ночи 12 июня 1941 года нас подняли солдаты - бабушку, отца, мать и меня (брат учился в педучилище). Велели взять с собой не более 100 килограммов вещей. Пока мы собирались, военные подготовили телеги.

На станции нас разделили: женщин с детьми посадили в один эшелон, мужчин в другой. Отца я последний раз увидел через окошко вагона. Он крикнул: «Вы домой поедете, а нас повезут дальше». Но мы поехали не домой, а на восток. О войне узнали в Куйбышеве. Помню, из еды давали что-то солёное, а воды было мало. Спали друг на дружке - теснота, жара, жажда мучает. Довезли нас до Омска, здесь пробыли неделю, а потом погрузили на пароход и отправили в Тарский район, откуда доставили на лесозаготовки. В лесу, в пяти километрах от посёлка, стоял пустой барак, здесь мы и поселились - поляки, молдаване, украинцы, латыши...

Когда мы подружились с местными жителями, они рассказали нам, как их «обрабатывали». Дескать, привезут врагов народа, это дикари, людоеды, вы с ними не общайтесь.

Здесь, на лесозаготовках, мы пробыли год, а потом пришёл пароход, и мы поплыли. Куда - никто не знал. Старики радовались, говорили: «Нас домой везут, на западе идёт война, так через восток, другим путём, на родину отвезут». В Кирзаводе от голода умерла моя бабушка.

От Салехарда нужно было ехать ещё 800 километров до Нового Порта, а потом ещё триста до Яптик-Сале. Судно попало в шторм, и 22 баржи, что шли за нами, стали наползать друг на друга, сильная волна выбрасывала их на берег. Нас высадили в голой тундре. Нужно было строиться, а кому? Мужиков, кроме начальника участка, не было - одни женщины и дети.

За восемь километров пришлось таскать разбросанные во время шторма брёвна и строить землянки. В первую же зиму меня отправили на рыбалку за 100 километров в тундру. Без тёплой одежды, нормальной пищи я вскоре заболел воспалением лёгких.

Только стал поправляться, как скосила цинга. В трёх землянках лежали больные цингой. За зиму умерли 78 человек, их некому было хоронить, похоронили только весной.

Я, проболев шесть месяцев, выжил только потому, что весной появилась брусника из-под снега, и мама принесла мне пол- литровую банку.

На следующий год нас перевезли в Новый Порт, жили в клубе, работали на рыбозаводе. Бригадир нас иначе как врагами народа и не называл. А «враги» здесь были, как я подсчитал, 18-ти национальностей - калмыки, литовцы, поляки, латыши, молдаване, румыны - и никто не враждовал, все помогали друг другу.

В 1948 году мама решила уехать на родину, у неё чудом сохранился паспорт. Туда отправились две семьи, у них было разрешение на выезд, а у мамы не было. Об этом узнала комендатура, её сняли с парохода в Ханты-Мансийске. Здесь она устроилась на работу, в 1966 году переехал и я с семьёй.

Когда мама вернулась в Молдавию, она не захотела жить в своём селе, наверное, ей это было больно, и поселилась в районном центре. Она умерла в 1988 году.

Сегодня мы задаёмся вопросом: за что нас выслали?

До выхода на пенсию я проработал на рыбокомбинате. Общий рабочий стаж у меня 48 лет».