Депортации многочисленных групп населения в СССР проводились с санкции высших органов власти. При этом высокие инстанции уделяли недостаточно внимания разработке нормативных документов, которые бы четко определяли единый правовой статус спецпереселенцев и режим их пребывания на спецпоселении.  Первоначально спецпереселение не считалось законодательно прописанной карательной акцией, а высланные не считались репрессированными, де-юре не лишались свободы. Все это создавало благоприятную почву для разнообразных нарушений прав спецпереселенцев местными администрациями и хозяйственными руководителями, делало их беззащитными перед произволом различных структур государственной власти. 

Своеобразной юридической основой фактической несвободы репрессированных граждан было лишение их только двух, но зато важнейших прав – избирательного права и права на свободу передвижения. Поэтому нормативно-правовые документы весны-лета 1930 года были призваны определить максимально регламентирующее, ограничивающее воздействие, прежде всего, на социально-экономические правы людей. Так, например, это было решение об отводе для «кулацких посёлков» негодных земель (Постановление СНК РСФСР от 10 апреля 1930 года), установление норм оплаты труда на 20-25% ниже оплаты вольнонаёмных, отказ в социальном страховании (Постановление СНК СССР от 5 мая 1930 года). Новым ограничением гражданских, политических прав в это время стало лишение обитателей спецпереселенческих посёлков права на самоуправление.

Трагические последствия раскулачивания и ссылки крестьян в Сибирь в 1930-1931 годах вынуждают власти отказаться от наиболее радикальных мер воздействия на переселенцев и определить их юридический статус. Так, 25 октября 1931 года ОГПУ утверждает «Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев, об административных функциях и административных правах поселковой администрации в районах расселения спецпереселенцев», которое действовало на протяжении 1930-х годов.

Одной из попыток упорядочить правовое положение депортированных было постановление СНК СССР от 8 марта 1945 года № 35 «О правовом положении спецпереселенцев». В документе декларировалось, что спецпереселенцы обладали «всеми правами граждан СССР, за исключением ограничений, предусмотренных настоящим постановлением». Главная обязанность спецпереселенца перед государством – общественно-полезный труд. Постановление подтвердило давно введённую практику прикрепления спецпереселенцев к территории расселения, точнее, к рабочему месту, поставило их под контроль спецкомендатур. В частности, спецпереселенцы не имели права без разрешения коменданта спецкомендатуры покидать район поселения, обязаны были в трёхдневный срок сообщать ему обо всех изменениях, произошедших в семье: рождение ребёнка, смерть члена семьи, побег и подобных событиях. Самовольная отлучка за пределы места пребывания по постановлению оценивалась как побег и влекла за собой уголовное наказание. Отношение органов государственной власти к тому или иному «контингенту» на деле определялось не национальностью, а результативностью «трудоиспользования» и степенью лояльности к властям.

На фоне бесправного во всех отношениях положения ссыльных отчётливо проявлялся конфликт между хозяйственными организациями, в ведении которых находились спецпереселенцы, и органами ОГПУ, часто выступающими защитниками ссыльных от чрезмерной эксплуатации и произвола местных работодателей. В циркулярном письме ОГПУ местным властям от 21 июля 1931 года приводился весьма подробный перечень нарушений в отношениях между хозяйственными органами и спецпереселенцами: отсутствие договоров между работником и работодателем, отсутствие стимулирования к повышению производительности труда, завышенные нормы, нерегулярные выплаты заработной платы, тяжёлые жилищно-бытовые условия и т.д.

За конфликтными отношениями между ОГПУ и местной властью стояли определённые интересы работодателей и ОГПУ. Если работодатель стремился выжать из спецпоселенца «все соки» так, чтобы тот забыл о сопротивлении, то ОГПУ рассматривало эту практику, как порождающую болезни и побеги, то есть проблемы в функционировании подведомственного ГУЛАГа.

Местные власти и работодатели не могли не видеть многочисленные жестокости в действиях аппарата ОГПУ – комендатур в спецпереселенческих посёлках, когда этот режим становился аналогичен лагерному. В таких условиях спецпереселенцы рассматривались «третьей стороной» в споре между хозяйственниками и ОГПУ, только в качестве «рабсилы» – дешёвого и быстро восполняемого ресурса.

Режим, формировавшийся под действием многих факторов (политика центральных властей, интересы ведомств, региональных и местных органов) представал перед ссыльнопоселенцем в виде местных властей, главным образом хозяйственных руководителей и представителей ОГПУ – комендантов спецпосёлков. В апреле-октябре 1931 года Президиум Уралсовета утвердил Положение об обслуживании и управлении спецпереселенцами Уральской области, в котором определялась система руководства этими поселениями, права и обязанности комендантских отделов. Областному комендантскому отделу предоставлялись широкие полномочия. Он мог входить в областные директивные органы с проектами решения всех вопросов, касавшихся спецпереселенческих посёлков, совместно с хозяйственными организациями-работодателями разрабатывать планы развития производства и соцкультбыта, самостоятельно регулировать размещение посёлков и спецпереселенцев.

На 1941 год в Ханты-Мансийском национальном округе функционировала одна окружная (в самом Ханты-Мансийске), пять районных комендатур (Берёзовская, Сургутская, Кондинская, Самаровская, Микояновская) и несколько десятков поселковых.

Поселковая комендатура заменяла собой исполком местного Совета, а комендант являлся официальным представителем советской власти. Он вёл учёт спецпоселенцев, записи актов гражданского состояния, осуществлял расселение людей, наблюдал за тем, как используется рабочая сила, держал на контроле отчисления процентов с заработной платы ссыльных на счёт комендатуры, смотрел, как снабжаются ссыльные, курировал школу и медицинское обслуживание, культурно-массовую работу.

Дальнейшая разработка нормативно-правовой базы организации спецпоселения и определения правового статуса депортированных подтвердила тенденцию к их бессрочному государственному закрепощению. После войны среди спецпереселенцев были зафиксированы опасные для власти «возвращенческие настроения». Люди надеялись не только на улучшение условий жизни после победы, но и на скорое возвращение в родные края. В ответ последовали жестокие репрессии, безжалостно перечеркнувшие мечты миллионов депортированных об обретении долгожданной свободы. В частности, Президиум Верховного совета СССР указом от 26 ноября 1948 года утвердил практику бессрочной ссылки, вечного пребывания на спецпоселении для тех народов, которые были репрессированы государством в годы войны. Указ определил и меру наказания за самовольный отъезд из мест обязательного поселения – 20 лет каторжных работ. Уголовные дела бежавших спецпереселенцев рассматривались внесудебным органом – Особым совещанием при МВД СССР.

Только после смерти И.В. Сталина в 1953 году начался обратный процесс: ослабление режима спецпоселения, снятие со спецучёта и возвращение в места высылки.