Показаньев Флегонт Яковлевич

«Я родился 17 января 1922 года в Курганской области в селе Карасле Юргамышского района в семье крестьянина. Осенью 1929 года наша семья из 12 человек была раскулачена, а 16 февраля 1930 года выслана на Тобольский Север, приписана сначала к д. Широково Сургутского района, а затем к спецпосёлку Банное этого же района.

Я помню немало ярких моментов из раннего детства: это и выдумки, удивлявшие взрослых, и шалости, и даже капризы. Но остановлюсь только на тех воспоминаниях, которые связаны с раскулачиванием и ссылкой на Север.

Осенью 1929 года нашу семью выселили из собственного дома и поселили в бедняцкие на окраине деревни Калиновки, у так называемого Хромцовского редника. Редник - островок смешанного леса в лесостепной полосе. Наш дом был новый, построен в 1923 году из толстого соснового бруса. Назывался крестовым. Было четыре комнаты: кухня (куть), спальня, столовая, зал. К кухне пристроены сени с чуланом (кладовкой). Кухня - это большая комната с русской печью, большим обеденным столом и лавками вдоль стен. Кухня и стол рассчитаны на большую семью и посторонних людей, постоянно приезжающих по хозяйственным делам. В те годы крестьяне имели широкие связи и вели большие дела. В кухне не только готовили пищу, но и ели и даже спали. А так называемые столовая и зал были чистыми комнатами, в которых в праздничные дни принимали гостей, а в обычные дни в них даже редко заходили.

В 1933 году замужняя сестра Клавдия, не попавшая с нами в ссылку, писала, что наш дом перевезли из деревни Калиновки и пристроили к зданию райисполкома на станции Мишкино.

В ночь на 16 февраля 1930 года нашу семью, как и другие, вывели из дома, посадили на подводы, разрешив взять самый минимум одежды, обуви, пищи, и увезли на станцию Мишкино. Там скопилось таких, как мы, много. Погрузили в товарные вагоны и повезли на Тюмень. Ехали долго. Сейчас, конечно, можно проследить по карте маршрут, по которому нас тогда могли везти. По пути следования на станциях прицепляли к эшелону всё новые и новые вагоны с такими же несчастными, как мы.

Наша семья из 12 человек занимала нары первого яруса по ходу вагона. Я, когда не спал, сидел на нарах, прижавшись к передней стене. От тряски на стыках рельсов, на стрелочных переходах, при торможении и трогании состава я набил большую шишку на затылке и в конце концов разбил ее до крови, что в дальнейшем причиняло в пути боль, неудобства и неприятности... В вагонах было тесно, холодно и душно.

В Тюмени опять посадили на подводы и повезли на Север. Обозы двигались медленно, было холодно и голодно. По дороге умерло много детей. Их не хоронили, а оставляли в деревнях на милость местных жителей и властей. По прибытии в деревню долго устраивались на ночлег, а по утрам так же долго, с плачем полусонных детей, грузились на подводы, вытягивались в обоз и двигались к следующей деревне.

Наш отец узнавал у конвоя, в какой деревне будет очередная остановка, иногда уходил вперёд и подыскивал дом для ночлега, потому что семью из 12 человек непросто было разместить. Ему это разрешали, зная, что от такой семьи он не сбежит.

К весне добрались до большого села Демьянского Уватского района. Там остановились на два месяца на период распутицы. Наша семья разместилась в большом доме у одинокой женщины Надежды Ивановны. Здесь нам было просторно и свободно. Хозяйка относилась хорошо, понимая наше горе.

Село Демьянское расположено на высоком берегу Иртыша, но была и подгорная часть. Дом, в котором жили мы, стоял недалеко от спуска в подгорную часть. По обе стороны спуска росли старые ели - или специально посаженные, или сохранившиеся от природы.

Помню расположение дома, обстановку. В большой комнате на стене висели картины «Город Архангельск» и «Пароход на Волге». В других комнатах на стенах в рамках висели фотокарточки, на которых чаще всего были запечатлены военные в одиночку и группами, в рост и сидя, солдаты Тобольского полка периода Первой мировой войны. Среди них муж Надежды Ивановны, его сослуживцы и родственники.

Отец и старший брат Григорий не сидели сложа руки. Надо было кормить семью. Они нанимались к местным жителям на различные работы: заготавливали дрова в лесу, перемётывали сено во дворах, вывозили навоз на поля и т.д. За это получали картошку, солёную рыбу, иногда молоко и хлеб. Однажды, а может быть дважды, ездили с местными рыбаками на подлёдный лов карасей. Так познакомились с новым промыслом, ставшим на многие годы основным занятием.

Мы с братом Василием убегали на берег Иртыша, находили там занятие в игре. А когда пронесло лёд, мы сделали открытие: нашли на окраине села, на берегу реки, старый, заброшенный деревянный корпус катера с сохранившейся надписью «Сиротка». Потом, до самого отъезда из Демьянского, эта «Сиротка» была у нас самым излюбленным местом для игр. В начале июня переселенцев погрузили в трюмы парохода, повезли в Сургут. В трюмах было тесно, сыро, смрадно. В туалет и за кипятком всегда были очереди. Часто приходилось пользоваться ведром. Обычно в туалет нас отправляли с младшей сестрой Руфой. Я по возрасту был более всего подходящим для такого поручения.

На пароходе кроме переселенцев ехали и обычные пассажиры. На верхнюю палубу не пускали, но нам иногда удавалось прорываться и с любопытством смотреть на воду, на лодки, на берега. Тогда я впервые увидел маленькую лодку, по-сургутски «облас», на которой, к всеобщему удивлению, среди крутых волн ехал один человек.

Если на пароходе не было пассажиров, выходящих на очередной пристани, то капитан в мегафон (жестяной рупор) спрашивал: «Пассажиры с берега есть? Нет?» Если пассажиров с берега не оказывалось, то пароход, не останавливаясь, следовал дальше.

Прибыли в Сургут. Пароход тогда заходил еще в Бардаков- ку. Сначала всех разместили на несколько дней в школе, которая стояла рядом с Троицким собором. Потом по квартирам. Мы попали в домик к бывшему купцу Ивану Ивановичу Тетюцкому, тоже выселенному из своего дома. Дедушка Калистрат Ильич с внуками Иваном и Александром каким-то чудом сумели уехать к сыну Егору Калистратовичу в Томскую область. Вернулся на другой год, потому что бабушка Вера Николаевна оставалась с нами.

Наступила варовая пора. Всех взрослых мужчин и подростков повезли на рыбоугодия, чтобы легче было прокормить. Мы поехали вчетвером. Отец, Григорий, Василий и я. Сестру Людмилу в неполных пятнадцать лет устроили в няньки. У Тетюцких остались мать, бабушка, младшие дети - Руфина неполных шести лет и Борис, которому исполнился к тому времени один год. Иван Иванович любил держать его на руках и называл непременно Борис Годунов.

На рыбоугодие ехали на парусно-моторной шаланде. Рыбоугодие почему-то называли «песок», а на Оби песков много, и я постоянно допытывался, где же наш песок.

Проезжая мимо деревни Широковой, остановились на противоположном берегу. К тому времени поспело много красной смородины. Но побрать ягод не удалось: в неподвижной тишине густых зарослей черёмухи, смородины, высокой травы поднялись несметные тучи кровожадных комаров и выжили нас из леса.

Отец был оптимистом, не падал духом, подбадривал нас и других такими словами: «Не унывайте, ребята, скоро будем есть бескостную рыбу», т.е. осетров и стерлядей. Через некоторое время мы, дети, вернулись в Сургут. Иван Иванович Тетюцкий с женой Надеждой Михайловной вскоре уехали в Челябинск к сыну Ивану Ивановичу.

Нашу семью приписали к деревне Широковой, отец построил землянку в одном километре от деревни, и к зиме все туда перебрались».

Почётный гражданин города Сургута Показаньев Ф.Я. умер 2 марта 1996 года. Похоронен в Сургуте.